Недетский детский писатель

Он лепит с детьми из глины какие-то горшочки, смеется, вытирает руки о колени, а потом шагает домой вместе с чумазой ватагой в задубевших от высохшей глины штанах.

Этот огромный, усатый, немного несуразный человек с длинными руками, растрепанными волосами, прозрачными и лукавыми, как у врубелевского Пана,, глазами, - невероятно добрый детский писатель Корней Чуковский. В тот день он придет домой и напишет свою замечательную сказку «Федорино горе».

Мало кто знает, что прославившим его сказкам Чуковский посвятил в общей сложности всего несколько лет жизни. Писал их быстро, вдохновенно и в основном для собственных детей и внуков (у Корнея Чуковского было четверо детей: Коля, Лида, Мура и Борис. Любимая дочь Мура в 11-летнем возрасте умерла от туберкулеза, а сын Борис погиб на фронте в 1941 году).

«Все другие мои сочинения до такой степени заслонены моими детскими сказками, что в представлении многих читателей я, кроме "Мойдодыров“ и "Мух-Цокотух“, вообще ничего не писал», - с некоторой обидой говорил Чуковский.

Но основная литературная деятельность Николая Корнейчука (настоящее имя писателя) связана все-таки со взрослой литературой, с переводами и критическими трудами, посвященными У.Уитмену, Н.Некрасову, А.Блоку, Л.Андрееву, А.Ахматовой, А.Чехову и другим писателям. За свой многолетний труд по изучению творчества Н.А.Некрасова и книгу «Мастерство Н.Некрасова» он был удостоен Ленинской премии. За переводческую и исследовательскую деятельность в области английской литературы в Великобритании получил степень доктора литературы Honoris causa Оксфордского университета.

Книга о русском языке «Живой как жизнь» говорит о К.Чуковском как о выдающемся лингвисте, а работа «Высокое искусство» (об искусстве перевода) - как о талантливом переводчике. Кстати, нам всем с детства знакомы его переводы «Робинзона Крузо» Д.Дефо, «Приключения Тома Сойера» Марка Твена, рассказов Конан Дойля. Благодаря Чуковскому стал известен у нас великий американский поэт У.Уитмен («Мой Уитмен»).

Оригинальный сказочник

Но главной неожиданностью даже для самого Корнея Чуковского было всеобщая любовь читателей к его детским книгам. Те мальчишки, которым он писал об Айболите в тридцатых годах, на его глазах превращались в родителей, потом в бабушек и дедушек и по-прежнему читали своим малышам его сказки. Не одно поколение выросло на этих искренних и очень ярких детских историях.

Первую свою книгу «Крокодил» Чуковский написал случайно в 1916 году. Он ехал в поезде с простудившимся одиннадцатилетним сыном и, чтобы развлечь его, начал под стук колес сочинять:

Жил да был
Крокодил.
Он по улицам ходил,
Папиросы курил.
По-турецки говорил,-
Крокодил, Крокодил Крокодилович!

Дома он и позабыл сочиненную на ходу сказку, да сын ее хорошо запомнил. Потому что уж слишком близка и понятна она была ребенку.

Так появился детский писатель Корней Чуковский. С его в высшей степени оригинальными героями типа Мойдодыра, Робина Бобина Барабека, Бибигона, Бармалея, Айболита. Намного позже, в 1964 году, подводя итоги своей творческой деятельности, Корней Чуковский признавался: «В писательской работе меня больше всего увлекает радость изобретения, открытия. Эту радость я впервые почувствовал, когда сочинял свои сказки. Точно так же я не стал бы писать свои книги "Высокое искусство" или "От двух до пяти", если бы меня не окрыляла уверенность, что у нас еще не было книг на подобные темы и что я таким образом иду по непроторенной дороге».

• Открыть новое в уже известном (например, новый взгляд на жизнь и творчество Н.Некрасова, А.Блока, А.Ахматовой, А.Чехова).
• Спасти репутацию того, кого оболгали (например, Б.Пастернака, А.Ахматовой или А.Солженицына).
• Подарить надежду тому, кому она так нужна (И.Репин и Л.Андреев).

В этом была удивительная человеческая черта Чуковского, у которого в финском местечке Куоккала и на даче в Переделкино всегда собирались самые разные творческие и нетворческие личности.

Их, как мотыльков на свет, тянуло к этому большому светлому человеку.

Между прочим, он ежегодно устраивал для детей огромные костры «Здравствуй, лето!» и «Прощай, лето!», куда кроме окрестных ребятишек слетались знаменитости Переделкина (в том числе и А.Барто, чья уничтожительная критика в 1930 годах привела к травле писателя и запрете его творчества). Пропуском или билетом на костер были три шишки и две картофелины, которые должны были принести приглашенные, чтобы разжечь огонь и испечь картошку.

Как кухаркин сын выбился в люди

Ему всю жизнь приходилось доказывать окружающим свою ценность и право высказывать свой нетривиальный взгляд на вещи. А началось с детской травмы Чуковского как незаконнорожденного ребенка.

Николай Корнейчуков был сыном кухарки из Полтавской губернии (в метрике написано имя его матери - "украинской девицы" Екатерины Осиповны Корнейчуковой - и страшное слово: незаконнорожденный). Отцом был петербургский студент, впоследствии бросивший мать писателя с двумя детьми, рожденными вне брака. Видимо, богатые родители студента Эммануила Левенсона (мать Чуковского была в их доме прислугой) не пожелали видеть в качестве невестки украинку, зарабатывавшую на жизнь стиркой и стряпней, а молодой повеса не стал им перечить.

Так или иначе, комплекс бастарда или байстрюка всю жизнь преследовал писателя. Тем не менее, он взял для своего литературного псевдонима фамилию матери и всем пафосом и содержанием своего творчества пытался доказать, что кухаркины дети могут дать фору самым образованным и обеспеченным своим сверстникам.

Мать с детьми переехала в Одессу. «Меня отдали в одесскую гимназию, из пятого класса которой я был несправедливо исключен»,– пишет в своих воспоминаниях Чуковский. Хотя, если быть до конца справедливым, то исключили его не только потому, что он был сыном кухарки. Вместе со своим товарищем он еще в гимназии начал тренироваться в сочинении сатирических стишков и издавать гимназический «Листок», где в нелестном свете изображалось гимназическое начальство.

Как мотылька превратили в крокодила

Почему этот добрый, непосредственный человек оказался таким опасным для официальной государственной машины? Почему его стали запрещать, травить, установили негласную слежку? Чем не угодили идеологам социализма его Бармалей или Айболит?

Совершенно безобидные, аполитичные детские книги Корнея Чуковского оказались настолько оригинальными, лишенными назидательности и не вписывающимися в советскую литературную номенклатуру, что вызывали у официальных лиц священный ужас.

В начале сороковых в сказке «Тараканище», написанной в 1921 году, задолго до того, как Сталин стал «вождем народов», увидели пародию на главу государства.

А спустя много лет, уже в шестидесятые, в сказке о крохотном мальчике Бибигоне, сражавшемся с индюком Брундуляком, отыскали идеологические намеки, которых там и в помине не было.

Первый удар нанесла в 1928 году старуха Н.Крупская, бывшая в то время заместителем народного комиссара просвещения. В своей статье для газеты «Правда» она писала: «Надо ли давать эту книжку маленьким ребятам? Крокодил… Вместо рассказа о жизни крокодила они услышат о нем невероятную галтиматью. Звери в облике людей - это смешно. Смешно видеть крокодила, курящего сигару, едущего на аэроплане. Но вместе с забавой дается и другое. Вторая часть "Крокодила" изображает мещанскую домашнюю обстановку крокодильего семейства, причем смех по поводу того, что крокодил от страха проглотил салфетку, заслоняет собой изображаемую пошлость, приучает эту пошлость не замечать. Народ за доблести награждает Ваню, крокодил одаривает своих землячков, а те его за подарки обнимают и целуют. "За добродетель платят, симпатии покупают" - вкрадывается в мозг ребенка.

Крокодил целует ноги у царя-гиппопотама. Перед царем он открывает свою душу. Автор влагает в уста крокодила пафосную речь, пародию на Некрасова.

Узнайте, милые друзья,
Потрясена душа моя.
Я столько горя видел там,
Что даже ты, гиппопотам,
И то завыл бы, как щенок.
Когда б его увидеть мог...
Что вся эта чепуха обозначает? Какой политический смысл она имеет? Какой-то явно имеет. Но он так заботливо замаскирован, что угадать его довольно трудновато».

Так мотылек с радужными крыльями, погасивший море в «Путанице», превращается в замаскированного контрреволюционного крокодила. «Кому велено чирикать - не мурлыкайте!» - завопили вслед за женой бывшего вождя все, кому не лень.

Началась травля писателя, которую старательно подхватили и собратья по перу, в частности, детская писательница Агния Барто.

В 1929 году отчаявшийся что-либо кому-нибудь доказать Чуковский публично отрекается от своих сказок: "Я писал плохие сказки. Я признаю, что мои сказки не годятся для строительства социалистического строя. Я понял, что всякий, кто уклоняется сейчас от участия в коллективной работе по созданию нового быта, есть или преступник, или труп. Поэтому теперь я не могу писать ни о каких "крокодилах", мне хочется разрабатывать новые темы, волнующие новых читателей. В числе книг, которые я наметил для своей "пятилетки", первое место занимает теперь "Веселая колхозия".

Незадолго до смерти он с горечью вспоминает об этом предательстве и кается в том, что вынужден был играть по чужим правилам. Впрочем, он предал себя только на словах. После отречения Чуковский написал всего две сказки, и то через много лет: "Одолеем Бармалея" и "Приключения Бибигона".

Видимо, те честность и искренность, которой требовали сочинения для детей, были в нем навсегда отравлены «диалогом» с советской властью.

"Веселая колхозия" тоже не получилась. Во-первых, потому, что в это время опальный писатель переживает тяжелые времена. В 1931 году умирает его любимая дочь Мура. В 1938 был расстрелян муж старшей дочери Лидии, известный физик Матвей Бронштейн.

Во-вторых, советская действительность все меньше вдохновляла писателя на сочинительство сказок. В 1941 году погибает на фронте сын, а сочиненная о победе сказка «Одолеем Бармалея» не пропускается в печать. Она была написана специально для требовательных начальников от литературы и абсолютно не получилась.

Горька судьба сказочника в тоталитарном государстве

Удивительно, но полностью аполитичные сказки и истории Чуковского, в которых отсутствовала назойливая советская дидактичность и которые были только сказками, с их фантазийными законами и поворотами сюжета, просто отражали жизнь.

Последний удар по сказочнику был нанесен в 1945-1946 гг. Когда вместе с журналами «Звезда» и «Ленинград», в которых клеймили М.Зощенко и А.Ахматову, напали и на журнал «Мурзилка», где работал Чуковский и печатались в это время «Приключения Бибигона».

Вот что пишет в «Правда» 29.08.1946 г. критик С.Крушинский в статье «Серьезные недостатки детских журналов»: «Нельзя допустить, чтобы под видом сказки в детский журнал досужие сочинители тащили явный бред. С подобным бредом под видом сказки выступает в детском журнале «Мурзилка» писатель Корней Чуковский… Нелепые и вздорные происшествия следуют одно за другим… Дурная проза чередуется с дурными стихами. ...Натурализм, примитивизм. В «сказке» нет фантазии, а есть только одни выкрутасы. Чернильница у писателя большая, а редакция журнала «Мурзилка» неразборчива».

Мешки восторженных детских откликов, которые сыпались в редакцию, в срочном порядке были уничтожены, а продолжения сказки не последовало. К.Чуковский был ошеломлен: «Бибигона» оборвали на самом интересном месте. Главное, покуда зло торжествует, сказка печатается. Но там, где начинается развязка — ее не дали детям, утаили, лишили детей того нравственного удовлетворения, какое дает им победа добра над злом».

Что это было? Страх или политическая месть? Быть может, автору Бибигона не могли простить слова, которые промелькнули в докладе наркома госбезопасности Н.Меркулова к секретарю ЦК ВКП (б) А.Жданову о настроениях и высказываниях в писательской среде: «В годы войны Чуковский высказывался: «…Всей душой желаю гибели Гитлера и крушения его бредовых идей. С падением нацистской деспотии мир демократии встанет лицом к лицу с советской деспотией. Будем ждать».

Последняя сказка Чуковского выйдет только в 1963 году. За 6 лет до смерти писателя, случившейся от заражения вирусным гепатитом. Ему было 87 лет.

Корней Чуковский, несмотря ни на что, прожил счастливую личную и творческую жизнь. Рядом с ним всегда было много детей. И это главное, на мой взгляд, что спасло его от репрессий, пули и полного отчаяния. Вот как он сам об этом напишет:

Никогда я не знал, что так радостно быть стариком,
Что ни день — мои мысли добрей и светлей.
Возле милого Пушкина, здесь, на осеннем Тверском,
Я с прощальною жадностью долго смотрю на детей.
И усталого, старого, тешит меня
Бесконечная их беготня и возня.
Да к чему бы и жить нам на этой планете,
В круговороте кровавых столетий,
Когда б не они, не вот эти
Глазастые, звонкие дети...